Монолог или Она идет по жизни, но не хочет этого.
Ольга

Для того, чтобы не хотелось резать вены, их надо перетягивать. Мановением руки перетянутые вены превращаются в перерезанные.
В туннелях под проходящими поездами, отсчитывая удары курантов, в случающихся вечерних молитвах. Всегда и везде одно: любви. Господи, ну ты же видишь, как я мучаюсь, Господи, я же просто существую, не это гордое: живу, я не хочу жить, понимаешь? Крыльями ресниц распластавшись на мокром асфальте, увековечив свой силуэт в оконном стекле (каплей дождя сквозь разорванную гармошку автобуса на чьи-то сухие губы). Нельзя корить меня, Господи, за то, что я не могу любить жизнь, нельзя требовать от меня этого. В ней нет ничего для меня. Мои губы потеряли чувствительность. Абсолютно никаких ощущений не вызывает тонкий лепесток розы, снежинки. Это страшно. Особенно если учесть, что мои глаза давно перестали менять цвет. Остаются только нервно-нежные кончики пальцев. Ими я еще способна что-то чувствовать: те же лепестки, краски на картинах, чужую теплую кожу. Господи, ты можешь не давать мне любить жизнь (значит – не давать мне любовь), но тогда прими мою душу к себе, обратно. Может быть, там ей будет спокойнее. Я не люблю цветы, которые не пахнут, например, тюльпаны. Но есть у них одна особенность: ближе к смерти они начинают истончать аромат. Люблю цветы, которым осталось пару часов до смерти. Почти иссохшие лепестки, красиво изогнутые стебли.
Я уже извлекла из костяшек своих пальцев все звуки, но продолжаю ломать их. Это знак боли, Господи.

Ольга